К тупицам принадлежат также люди, которые, прожив с человеком десять лет, ничего больше не в состоянии сказать о нем как: — «Да, он прекрасный человек!» или: «Да, у него неприятный характер!» Также те, которые, находясь с вами в вагоне, поясняют: — «Приехали обедать», когда приехали обедать; — «
машина поехала!» когда поехала; — «машина остановилась!» когда остановилась; и т. д.
Неточные совпадения
Кабанова. Назвать-то всячески можно, пожалуй, хоть
машиной назови; народ-то глуп, будет всему верить. А меня хоть ты золотом осыпь, так я не
поеду.
— Это — для гимназиста, милый мой. Он берет время как мерило оплаты труда — так? Но вот я третий год собираю материалы о музыкантах XVIII века, а столяр, при помощи
машины, сделал за эти годы шестнадцать тысяч стульев. Столяр — богат, даже если ему пришлось по гривеннику со стула, а — я? А я — нищеброд, рецензийки для газет пишу. Надо за границу
ехать — денег нет. Даже книг купить — не могу… Так-то, милый мой…
— О регенте спросите регента. А я, кажется,
поеду на Камчатку, туда какие-то свиньи собираются золото искать. Надоела мне эта ваша словесность, Робинзон, надоел преподобный редактор, шум и запах несчастных
машин типографии — все надоело!
Прилив был очень жесток, и Обломов не чувствовал тела на себе, не чувствовал ни усталости, никакой потребности. Он мог лежать, как камень, целые сутки или целые сутки идти,
ехать, двигаться, как
машина.
Иногда выражала она желание сама видеть и узнать, что видел и узнал он. И он повторял свою работу:
ехал с ней смотреть здание, место,
машину, читать старое событие на стенах, на камнях. Мало-помалу, незаметно, он привык при ней вслух думать, чувствовать, и вдруг однажды, строго поверив себя, узнал, что он начал жить не один, а вдвоем, и что живет этой жизнью со дня приезда Ольги.
— Ты только мигни мне, и я уж готов… с порошками, с инструментами, с паспортами… А там-угуу-у!
поехала машина! Тамарочка! Ангел мой!.. Золотая, брильянтовая!..
— Да; отпразднуем свадьбу у Завитаева, а оттуда
поедем на
машину проводить.
— Теперича, ежели Петенька и не шибко
поедет, — опять начал Порфирий Владимирыч, — и тут к вечеру легко до станции железной дороги поспеет. Лошади у нас свои, не мученные, часика два в Муравьеве покормят — мигом домчат. А там — фиюю! пошла
машина погромыхивать! Ах, Петька! Петька! недобрый ты! остался бы ты здесь с нами, погостил бы — право! И нам было бы веселее, да и ты бы — смотри, как бы ты здесь в одну неделю поправился!
Поехал к Бутенопу, накупил
машин — то есть, какая сеноворошилка у меня была: ну, просто конфетка! — нанял рабочих и сижу, жду у моря погоды.
— Какое уж тут здоровье… Мы на катальной
машине робили, у огня. В поту бьешься, как в бане. Рубаха от поту стоит коробом… Ну, прохватило где-то сквозняком, теперь и чахну: сна нет,
еды нет.
— Взвалил отец на мои плечи всю эту
машину. Верчусь колесом, а куда
еду — не знаю. Если у меня не так идёт, как надо, — задаст он мне…
Откачивать руками воду — сила не берет, а за паровой
машиной надо к чертям на кулички
ехать да еще тащить ее по болотам да по топям чуть не на своей спине.
— Работаешь весь день, —
машина стучит, пол под тобою трясется, ходишь, как маятник. Устанешь с работы хуже собаки, а об
еде и не думаешь. Все только квас бы пил, а от квасу какая сила? Живот наливаешь себе, больше ничего. Одна водочка только и спасает: выпьешь рюмочку, — ну, и есть запросишь.
Был уже поздний час и луна стояла полунощно, когда Я покинул дом Магнуса и приказал шоферу
ехать по Номентанской дороге: Я боялся, что Мое великое спокойствие ускользнет от Меня, и хотел настичь его в глубине Кампаньи. Но быстрое движение разгоняло тишину, и Я оставил
машину. Она сразу заснула в лунном свете, над своей черной тенью она стала как большой серый камень над дорогой, еще раз блеснула на Меня чем-то и претворилась в невидимое. Остался только Я с Моей тенью.
— Вера,
едем.
Машина у крыльца, наши ждут… Что это с тобою?
Узнав, что
ехать на пароходе по Рейну до Роттердама, а оттуда на
машине будет дешевле и приятнее, он отправился этим путем.